Алые паруса, ёпта

24.06.2018 17:35

Дворцовая набережная в ночь «Алых парусов» стала местом силы. Кто-то забыл перекрыть Зимнюю канавку, и на набережную, изначально предназначенную только для выпускников и их родителей, хлынула толпа с улиц. Кажется, обошлось без травм — но это чистое везение организаторов. Корреспондент «Фонтанки» Венера Галеева рассказывает, как пережила эту ночь в Петербурге.

В жизни каждого человека наступает момент остановиться и подумать: кто я? Как я здесь оказался? Смогу ли я выбраться отсюда? Зачем это все? Мне не так часто приходилось попадать в безвыходные положения. Ночь на 24 июня – попадание стопроцентное.
«Ладно, – думаю я. – Не рыпайся. В кои-то веки увидишь «Алые паруса», какими их видят тысячи обычных людей, у которых никогда в жизни не было бейджа прессы».

А других вариантов и нет: со всех сторон очень плотно. Впереди — лес рук с синюшными печатями «Алых парусов». Сзади — выкрикивают «Россия! Россия!» и бубнят на среднеазиатском наречии. Справа — компания с бездонным целлофановым пакетом, из которого время от времени появляется стеклянная бутыль и сногсшибательно разит спиртяшкой. Со стороны Зимней канавки раздается подозрительный звук, переходящий в рык. Толпа подается вперед. «А давайте покричим! – предлагает стоящий слева мужчина с дочкой лет десяти на плечах. – ААААА!» Все начинают орать. Я тоже. До салюта еще целых десять минут.

«Надо срочно пообещать что-то хорошее, – думаю я. – Только бы выбраться. Никогда больше не буду писать гадости и злить патриотов и политтехнологов. Перестану кусать троллей в "Фейсбуке". Не буду ходить никуда, где собирается больше трех человек. Только бы выбраться».

Предполагалось, что у меня получится теплый ламповый репортаж про то, как нарядные выпускницы встречают на светлой по случаю белых ночей Дворцовой иностранных болельщиков, все поют и танцуют, как диснеевские принцессы, а через полгода я нахожу в социальных сетях их свадебные фотографии.

Главное — не повторять за чужеземными фанатами все подряд и помнить, что слова, которые рифмуются с «пуссета», скорее всего, имеют медицинские аналоги.
Но «Алые паруса» каждый год разные, и не перестают удивлять не по-детски.

Сплину здесь не место

Болельщики, действительно, пришли. За три часа до сцены на набережной напротив «Гостинки» под «La Bamba», размахивая флагами, отплясывают гости из Бразилии и Уругвая. У одного из пляшущих дреды до колен, он весело крутит их над головой, как лассо.

Невский стал пешеходным. Через каждые пятьдесят метров — уличные музыканты. Костяк репертуара у всех общий: здесь – «сердце остановилось», там – «перемен требуют наши глаза», чуть дальше – «села... батарейка!» На веранде кафе сидит одинокий аргентинец Даниель с волосами, выкрашенными синей краской вроде гуаши. В метре от него — кучка рослых бразильцев обнимается и во все горло распевает по-португальски что-то обидное про Аргентину. Даниэль на провокацию не ведется и невозмутимо изучает экран смартфона. Он рад сфотографироваться и познакомиться, но мне надо бежать дальше, навстречу приключениям. У него глаза такие же синие, как волосы. Вау.

В кольце благодарных слушателей человек с гитарой поет «Кукушку» Цоя. За его спиной с сосредоточенным видом стоит двухметровый Бэтмен со звездой Марокко во лбу и фанатским шарфом, торчащим из-под кевларового нагрудника. Слов он явно не понимает, но музыка забирает, и Бэтман исправно дергает коленкой в такт. Египтянин в шапке Тутанхамона и футболке с Путиным и надписью «Самый вежливый человек» не может пройти по Невскому и метра. Все хотят с ним сфотографироваться, в очередь встают семьями с тещами и грудными младенцами. Как назло, «фараон» еще и похож на Филиппа Киркорова. Обнимаю беднягу и спрашиваю, зачем такая футболка. «Я люблю Путина!» – восклицает он по-английски. Выяснить, за что, не удается — объект буквально вырывает из моих рук огромный дядька в белой «посконной» рубахе навыпуск.

Тут и там предлагают билеты на «Алые паруса» за тысячу-полторы, девчонка с розовыми волосами держит плакат «Просмотр салюта с крыши — 1000 рублей» («Скажите Руслану, что вы от Луизы, у него есть крыши на Невском и на Петроградке, с ТСЖ он договорился!»). Ухватистые парни предлагают сфоткаться с белыми голубями. Вид у голубей ошалевший. Наверное, с их точки зрения жизнь людей — это свадьбы, свадьбы, свадьбы, День победы, свадьбы, а теперь еще и вот это все. Но мексиканцы предпочитают фоткаться с выпускницами, чтобы в процессе очень аккуратно целовать их в щечку, ну, или хотя бы сделать вид, что поцеловал. Бразильцы действуют конкретнее. Они выскакивают к девушкам с веранд заведений с возгласом «Текила, пор фавор!» Демо-версия текилы тут же преподносится в стеклянных стопочках — а там, да, вон там, откуда машут руками и флагами мои симпатичные загорелые друзья, есть еще, и даже с лимончиком.

На пересечении Невского и Мойки — первое перекрытие. Дальше пускают только по билетам. За кордоном Невский внезапно меняется. Становится очень тихо. Молодые люди молча идут в сторону Дворцовой или сидят на паребриках, что-то настукивая на экранах смартфонов. Следом через пропускной пункт устремляются болельщики из Дубая. Они только что купили билеты с рук и хотят увидеть «the ship». Мексиканцы никаких билетов не покупали. «Мы просто гуляли в парке, весь день», – объясняют они свое присутствие.

На Дворцовой начинается концерт. Вперед выпустили группу «Каста». Повзрослевшие рэперы очень вовремя начали выпускать стафф без мата. Ближе к полуночи, в соответствии с запросами выпускников, дадут Басту. Он, в отличие от Фейса и Фараона, тоже повзрослевший и явно собирается петь не про то, как «собака съела товар».

Тектонический разлом между поколениями случился. На «Алых парусах» больше не встретишь выпускниц на немыслимых каблах, в студийной укладке и гипюре с пайетками. Молодежь выглядит по-европейски — девочки в удобной обуви на плоском ходу и укороченных брючках, мальчики в джинсах и футболках. «Дембель блюющих бантиков» – это уже не про них. Всего два года назад их предшественники назначили хедлайнером концерта группу «Сплин», а сегодня песни Саши Васильева остались далеко на Невском, где гуляют старики и туристы. А выпускники подпевают артисту по фамилии Алексеев, который сверкает кафельно-белыми зубами с мультимедийных экранов по краям сцены и поет голосом позабытого Андрея Губина: «Океанами стали, мне это нравится... нравится...». «А сейчас будет «Пьяное солнце», – со знанием дела объясняет девочка своему мальчику. Раздаются первые аккорды: «Ну, что я говорила? «Пьяное солнце». Иван Ургант в «усах надежды» среди этого буйства молодежных трендов выглядит, как капитан третьего ранга после серьезных невзгод. «В жизни каждого человека наступает момент, когда он задумывается, из чего строится его личность», – рассуждают ведущие праздника, пока очередной кумир юных готовится выйти на сцену.
До салюта еще два часа, но я хочу проверить, как там на набережной.

Вдоль парапетов народ уже выстроился в три ряда. Однако около Зимнего дворца подозрительно людно. На углу набережной и Зимней канавки бледная девица торгует сладкой ватой из обтерханного аппарата. Она явно не из тусовки тех, кто продает выпускникам кофе и булочки на Дворцовой. Из арки валит народ. Пригласительных у них нет. На Миллионной только одно перекрытие — в сторону Дворцовой площади. А на набережную, которая, согласно плану праздника, должна быть доступна только по билетам, могут пройти все желающие. И они идут. Люди с колясками и велосипедами, люди с пакетами и бутылками, китайские туристы и таджикские рабочие, футбольные болельщики и гости из регионов начинают заполнять Дворцовую набережную, пока выпускники смотрят концерт.

Публика быстро оценивает ситуацию и начинает ловко карабкаться на фасад Эрмитажного театра. У него подоконники шире, чем у Зимнего, а еще есть удобный козырек над входом. На козырьке уже сидит и стоит человек двадцать, но по тонким чугунным подпоркам бодро ползут вверх один за другим те, кто не прогуливал уроки физры в школе. Под козырьком беспечно тусят люди. На цокольный бордюр на высоте метров двух в ряд высаживают четверых ребятишек младшего школьного возраста. Родители страхуют внизу. Выше, в трех с лишним метрах над асфальтом, рассаживаются самые ловкие.

Вдоль фасада, деликатно раздвигая внезапно уплотнившуюся толпу, идет полицейский. Он кричит верхолазам, чтобы спускались, и делает приглашающие жесты рукой, пугает нарядом ОМОНа и сигнализацией, которая вот-вот сработает в музее. Словно в ответ на его слова нижняя створка крайнего окна открывается изнутри и сотрудница «музея» выставляет в получившуюся амбразуру подростка: наружу торчат только кеды и голова, но это все равно, что кресло в императорской ложе. На служителя правопорядка все смотрят сверху вниз без всякого интереса. «С иностранцами и то проще, честное слово, – вздыхает полицейский, видя мое сочувствие. – Нас тут всего двое. Двое!» На козырьке уже человек тридцать и желающие продолжают прибывать.

Минут через двадцать на смену мужчинам-полицейским приходят две девушки в форме. Одна из них даже умудряется вдохновить пару человек спуститься. Она не запугивает ОМОНом, а делает проще: начинает снимать нарушителей на смартфон. При виде нее мужчина, обхвативший руками и ногами водосточную трубу, начинает резво карабкаться выше. Пять метров, шесть, семь... вот уже и карниз второго этажа. «Слезай, орел!» – кричат ему. «А почему вы прицепились именно ко мне? Вон сколько народу сидит, когда они слезут, я тоже слезу!» – огрызается «орел».

До салюта час.

И тут я понимаю, что идти уже некуда.

Сверкнет алый парус

«Я за жену готов на все!.. Если выпить грамм по сто...» – заплетающимся языком заявляет мужик справа, выпрастывает из пакета бутылку и цедит в пластиковый стаканчик что-то вонючее. Жена и лучший друг придерживают его с двух сторон. – Кто хочет сесть на плечи?» Жена и друг не хотят. «А давайте покричим! ААААА!» – орет папа с дочкой на плечах слева. Со стороны Невы ревет труба. Все орут. Но это не корабль, это пластмассовая фанатская дудка. Становится очень жарко и душно. Впереди кто-то придавил бабушку, сзади мужской голос грозно сообщает, что это его мама, и надо прекращать давить. Людей на козырьке Эрмитажного театра уже столько, что они не могут сидеть — стоят вытянувшись, как стая сурикатов. «Доча, когда корабль увидишь, не забудь загадать желание!» «А вы не могли бы ваш смартфон наклонить, а то нам акваторию на экранчике не видно!»

Звучит романтическая песня про вечер, который пусть вернется вновь.

Со стороны Зимней канавки напирают, но надо стоять до конца. Тем временем около Дворцового моста люди карабкаются на крышу белой фуры и с хохотом и матерком проваливаются внутрь. Видео окажется в социальных сетях через час.

Корабль. Сейчас очень важно увидеть корабль.

Прямо над нашими головами взрывается салют. Залпы, похожие на гигантские цветки репчатого лука, распускаются в темном небе. Каждый залп отдается в грудной клетке. Все орут. Обязательно надо увидеть корабль.

Взрывы салюта учащаются. Все небо залито огнем. Где корабль?

«Вот он, вот! – кричит мне парень со смартфоном и синей печатью на руке. – Видите? Он уже близко!» На экране видно, что к нам приближается ослепительно алое пятно.

Все орут.

«Алые паруса, ёпта!»

Корабль медленно проплывает рядом. Я вижу, как багрово-красный треугольник паруса движется над головами, мимо знака «Остановка запрещена, работает эвакуатор» и скрывается за фонарным столбом.

«Доча, загадывай желание!»

«Лишь бы не было войны!» – стучит у меня в голове.

Спустя несколько минут все стихает. Салют закончился, музыку выключили, прожекторы больше не обшаривают облака. В тишине корабль возвращается, бесшумно, как призрак. Теперь он значительно ближе. Медленно, как во сне, багровые паруса движутся мимо.

«Че-то я людей на нем не вижу», – произносит кто-то с характерным купчинским выговором. «Приплыл и уплыл. Вот так и все в жизни должно быть», – задумчиво отвечает ему приятель.

В толпе начинается движение. Подоконники Эрмитажного театра пустеют, с козырька благополучно спускаются «сурикаты». Говорят, что выход на Дворцовую перекрыли, но нас уже не остановить. На площади продолжается концерт. Мексиканцы, переодетые в красные футболки российской сборной, тусуются среди выпускников. Толпа катится по Невскому в сторону метро.

Источник